Приснился удивительно яркий и живой сон.
Звонит мобильный, который лежит во время сна рядом со мной, ибо в нем будильник настроен.
Я думаю, что это как раз будильник, но на экране знак вызова. Беру трубку, а в ней - тишина и потрескивание. Но я почему-то не спешу класть трубку, а чувствую радость, как будто долго ждала этого звонка. И постепенно начинаю вспоминать законы, по которым живу в мире этого сна. Вспоминаю, например, что вместо поликлиники, которая стоит под моими окнами, теперь построен гигантский медицинский центр, один из центральных не только в городе, но и в стране. А перед ним - небольшое летное поле, чтобы в этот медцентр могли доставлять больных и раненых отовсюду. Через стекла моего балкона отлично видно, как садятся вертолеты и самолеты. Но их не так много, потому что дело происходит ночью. Летное поле залито желтым светом, мигают проблесковые маячки на небольшой башенке диспетчерской - красота.
Я поспешно натягиваю куртку и, продолжая прижимать телефон к уху, выхожу на балкон, открываю окно и смотрю на поле во все глаза. Холодно, но я набрасываю капюшон. Один из самолетов развернут носом в мою сторону и, судя по тому, как смотритель поля что-то отчаянно орет пилоту, это является нарушением правил техники безопасности. Самолет явно не пассажирский. Он скоростной и служит для перевозки мелких, но срочных грузов для нужд медцентра.
Стеклянный колпак отъезжает, и пилот в форменном комбинезоне с многочисленными светоотражающими нашивками встает в кабине во весь рост. Но совсем не для того, чтобы ответить на нападки смотрителя, а чтобы помахать мне рукой. Во сне я точно знаю, что это сон (хотя ощущение холода и тяжесть телефонной трубки в руке вполне реальны) и с облегчением узнаю в пилоте Тома Харди. С облегчением - потому что в этот раз мне не снится никто из знакомых или незнакомых реальных людей.
Харди стоит долго, пока не получает подтверждение тому, что я увидела его - для этого мне нужно тоже махнуть в ответ рукой. Я бестолково машу. Теперь можно наконец убрать телефон в карман.
Мысленно считаю - сейчас Харди переставит самолет так, чтобы смотритель, похожий на брехливую собаку, заткнулся наконец. Это займет минут десять. Потом пойдет переодеваться в здание медцентра. Это необязательно - он мог бы просто накинуть куртку и дойти до моего дома за пять минут, но это непременный ритуал, связанный с пилотскими суевериями. На переодевание уйдет еще минут двадцать. И если я выйду прямо сейчас, с моей черепашьей скоростью и огибанием летного поля мне как раз понадобится примерно полчаса, чтобы встретить его у ворот.
Я всовываю ноги в черные ботинки, в которых могу относительно быстро ходить, и бегу по ступенькам вниз, рискуя свернуть себе шею. И думаю почему-то не о том, как обниму пилота после долгой разлуки, и не о том, как по пути домой он будет неохотно рассказывать мне о тяжелом задании, которое с блеском выполнил, и не о том, что в раздевалке он успеет пройтись по щекам электробритвой, потому что за сутки наверняка оброс щетиной - то есть, и обо всем этом тоже, но только краем сознания. А самый яркий образ, который стоит перед моими глазами - форменный комбинезон пилота, который через некоторое время будет крутиться в моей стиральной машинке, блестя светоотражающими нашивками.
Выбежав из подъезда, я просыпаюсь.
