Нет, я все-таки прокомментриую новое предсказание печенюшки.
"Любовь - для счастливых и храбрых", а меня, несчастное ссыкло, никто не люююбит...
Да херня все это.
Нет, все-таки в слове "депрессия" есть что-то педерастическое. Настолько педерастическое, что даже мне не хочется его произносить лишний раз - разве что в тексте хорошей шутки. От слова "депрессия" веет чем-то пафосным и попахивает эмо-кидами. Ничего не имею против эмо-кидов (и против педерастов тоже, кстати), но когда слово "депрессия" произносит с виду вполне адекватный и самодостаточный человек, это повергает меня в моральный ступор. То есть хочется неприлично хихикать, но момент явно не тот - по идее надо бы посочувствовать, а тут на ржач побивает как лошадь на параде...
Это я к тому, что не так давно у меня был стрес средней силы и я Скунсу написала: "Объявить, что ли, депрессию..." и самой стало смешно. Слишком у нас со Скунсом с этим термином много воспоминаний связано, причем как правило довольно смешных.
Почему-то честнее и искренне звучит доверительное: "Знаешь, Анна Владимировна, мне сейчас так херово!.." или мое любимое "Пристрелите меня, иначе сам сдохну!", чем задранный горделиво подбородок и произнесенное с выражением вселенской грусти на челе "...депрессия...".
Хотя в 15 лет это было даже круто. Модно, я бы даже сказала.
А между тем мне уже 23. И бывает так херово, что я порой говорю: "Пристрелите меня, иначе сам сдохну!" (фраза из перевода Павла Санаева "Сержанта Билко" ), почему-то забывая при этом с достоинством вздернуть подбородок и, скосив взгляд, проверить реакцию собеседника.