Произведение крайне немудреное и очень доброе.
Однако всегда интересно, что будет с героями после того, как опустится занавес - тем более, что в самом повествовании бытовухи хоть отбавляй, и особенными чудесами там не пахнет. Поэтому мы сначала обсудили возможное развитие событий с Екатериной, а потом я попыталась перенести итог наших обсуждений на бумагу. Получилось так себе - я давно ничего не писала, и это чувствуется. Но общая канва понятна.
Выложу сюда, пусть будет.
"Продавец дождя" - что было после занавеса"Продавец дождя" - что было после занавеса
- Лиззи!
У нее двое детей, но с болезнью отца стало казаться, будто их трое.
Утром, перед тем, как заняться ежедневной рутиной, Ной или Файл сажали ослабевшего Па в гамак под деревом. Старик увлеченно глазел по сторонам, дышал свежим воздухом и ждал, пока Лиззи принесет ему завтрак, покормит и вытрет дрожащие губы. Сегодня она припозднилась – возилась с Файлом-младшим, который изгваздал рубашонку вареньем и сам же разревелся, предчувствуя недовольство матери. Надтреснутый голос старого Па заставил Лиззи вспомнить о своих обязанностях, и она засуетилась у плиты, разбивая яйца на раскаленную сковороду.
Па ел аккуратно, прихватывая слабыми губами куски яичницы, заботливо размятой Лиззи на тарелке. Запил свой завтрак жидким чаем – тянул руки к кружке, но Лиззи помогла ему напиться, придерживая ее, как детский поильник. И все равно жирные яичные крошки попали на одежду, а тонкая струйка чая пролилась из уголка старческого рта. Па конфузился от собственной беспомощности, сердился на себя, называл «никчемным стариком», и порой Лиззи стоило немалых усилий, чтобы успокоить его.
Но, наконец, Па насытился, а Лиззи привела его одежду в порядок и помогла вытереть лицо. Старик откинулся в гамаке, перевел дыхание и, кажется, задремал. Думая о том, какое количество стирки ей предстоит сегодня, Лиззи попыталась бесшумно встать, чтобы направиться в дом, но спешка была преждевременной. Па решил, что сейчас самое время немного поговорить.
- Как там Джим? – спросил он бодро, словно и не закрывал глаза несколько мгновений назад. – Давненько его не было!
После женитьбы на Снуки Джим купил ветхую ферму неподалеку, и они зажили в свое удовольствие, строя радужные планы на будущее. Правда, планы эти так и оставались планами, а чтобы гасить платежи по ссуде на землю, Джим то и дело занимал деньги у Ноя, но зато со Снуки у них было полное взаимопонимание. В положенный срок юная женушка родила, и Джим носился с малышом как с писаной торбой. Лиззи, которая тогда сама была на сносях, тотчас засобиралась в гости – помочь с младенцем.
Малыш был хорош – крепенький, здоровенький, будто кукла с витрины универсального магазина. Вот только кожа его была черно-лиловой, словно глянцевый бок спелой сливы. Впрочем, Джима это совершенно не смущало – он смотрел в рот Снуки и, кажется, готов был поверить, что мальчик вышел черненьким потому, что всю беременность его жена трудилась на ферме, не покладая рук, под палящим солнцем. Или ела один только черный хлеб, ибо муж ее был недостаточно состоятелен, чтобы угощать Снуки сладкими белыми булочками. По крайней мере, все грубые увещевания Ноя и деликатные намеки Лиззи не возымели никакого действия – Джим был скорее готов отказать родным от дома, чем поверить в неверность Снуки. В конце концов на семейном совете было решено помогать Джиму по мере возможности, раз уж он выбрал себе в жены такую непутевую девицу.
Девица, меж тем, заскучала на ферме и решила найти работу. Доверяя жене безоговорочно, Джим решил всячески помогать ей и, когда Снуки объявила, что будет торговым представителем в фирме по продаже новаторских половых щеток, возражать не стал, а лишь помог ей надраить бока красного «фордика» и клятвенно пообещал заботиться о ребенке, пока его мамочка зарабатывает денежки.
Снуки пропала на полгода.
Бедняга Джим места себе не находил, и Лиззи тайком попросила Файла разузнать что-нибудь о жене брата через управление шерифа. Лучше бы не просила. По сводкам из соседнего штата проходила некая дамочка, которая то ли составляла компанию коммивояжерам в их путешествиях, то ли вместе со щетками продавала себя, кочуя от порога к порогу, то ли успешно совмещала эти два занятия. И, похоже, дела ее шли неплохо, раз она не спешила возвращаться домой.
Снова появилась на ферме Снуки лишь к концу осени – ярко накрашенная, кажется еще более приторно-сюсюкающая, чем раньше, и беременная. Привезла долларов триста, гордо выложила их перед Джимом, спустя неделю потратила большую их часть на починку машины, а еще через месяц благополучно родила девочку и снова умчалась в неизвестном направлении.
Недалекий умом добряк Джим даже не подумал сложить два и два. Он так радовался возвращению жены и рождению малышки, что успел лишь погоревать над тем, как быстро Снуки снова устремилась на заработки. Долго переживать Джиму было некогда – на служанок денег у него не было, дети требовали постоянного ухода, да и ферму запускать не следовало. Вот он и крутился как белка в колесе, пытаясь спасти посевы от засухи и обиходить теперь уже двоих детей. Пару раз малышей брала в дом Лиззи, но ей хватало забот со своей семьей, да и Файл был не так чтобы доволен таким положением дел, так что Джим ухитрялся справляться со всем практически в одиночку. Бывало, он просто падал от усталости, но упорно опровергал слова Ноя о том, что такая жена хуже стаи стервятников, и что лучше бы ему подыскать работящую девушку, которую не испугать пеленками – хотя бы до тех пор, пока Снуки снова не появится дома.
А Снуки вернулась на ферму через год, чуть потускневшая, но все такая же сладко-заботливая, нежная и воркующая. В этот раз Джиму досталась пачка счетов из города, пара орущих близнецов, да пыль из-под колес «фордика», который очень скоро снова унес свою беспутную хозяйку навстречу приключениям.
С тех пор прошло почти два года, и Лиззи с ужасом ждала, что Снуки снова появится на ферме, будто приблудная кошка, притаскивающая своих котят в тепло соседского дома. Джим же, напротив, ожидал с нетерпением, что Снуки наконец заработает денег, вернется, и они заживут так, как мечтали – она будет возиться с малышней, а он станет трудиться на ферме, не покладая рук. Выплатят долги за дом, а там, быть может, и свой консервный заводик построят…
- Джим занят, Па, - вздохнула Лиззи, изобразив на лице некое подобие улыбки. – Собирает урожай кукурузы. Обещал навестить нас, как только сдаст его перекупщикам и сможет наконец передохнуть хотя бы с недельку. Файл отвезет ему ужин сегодня по пути с работы.
- А Ной? – не унимался старик. – Он-то хоть поест вечером с нами?
В последнее время Ной, который всегда был домоседом, стал все чаще ездить в город и задерживаться там допоздна. О своих делах он не распространялся, но Файл, который относился к обязанностям помощника шерифа с необходимой ответственностью, был в курсе всего, что происходит на подшефном участке.
То и дело пытаясь открыть глаза младшему брату на подлость его неверной супруги, всегда рассудительный Ной даже не заметил, как сам попал в похожий капкан. Осуждая людей, подверженных мирским страстям, Ной умудрился выбрать объектом своих желаний обитательницу пансиона мадам Бриош. Как его угораздило так вляпаться, оставалось загадкой, однако свидетели подтверждали, что Ной регулярно приходит в заведение и проводит там довольно много времени.
По городку поползли слухи. Лиззи приперла брата к стенке, и тот наконец раскололся – да, он действительно несколько раз наведывался в сомнительное заведение мадам Бриош. Но вовсе не за тем, чтобы удовлетворить зов плоти – такие предположения были для Ноя оскорбительны! Он заезжал в стоящий на отшибе особняк, откуда по вечерам доносились звуки фривольных мелодий, чтобы проведать одну из заблудших душ, живущую там. Циничный Ной так и выразился, назвав проститутку «заблудшей душой». Лицо его в тот момент осветила блаженная улыбка, которая обычно отличает влюбленных дурачков от простых смертных, и Лиззи поняла, что дело плохо.
А хуже всего было то, что Ной, как и его брат, отказывался видеть реальное положение дел. Он был так ослеплен беспомощной красотой совсем юной танцовщицы с прелестным именем Эмилия, что искренне считал ее невинной жертвой обстоятельств. Проститутка же, наблюдая неподдельный интерес к своей персоне, умело играла на чувствах Ноя, уверяя, что бросит свое ремесло, как только будет уверена в том, что ее пять братьев и сестер и престарелая мать перестанут нуждаться и заживут вольготной жизнью. Все чаще в бухгалтерских книгах Ноя, которые он всегда вел с педантичной аккуратностью, стали возникать пространные формулировки в графе «Расходы». Зато у Эмили то и дело начали появляться то новые чулочки, то духи по двадцать долларов за унцию, то кружевные панталончики…
Было бы еще понятно, если бы Ной в ответ пользовался услугами своей ненаглядной – иногда он платил, чтобы взять ее на ночь, но вовсе не для того, чтобы Эмилия мастерски выполнила то, за что получила внушительный гонорар. Напротив, Ной вел с проституткой душеспасительные беседы, пространно объяснялся в своих чувствах и смотрел на нее часами с поистине собачьей преданностью и обожанием. Разумеется, Эмилию такое положение дел более чем устраивало, и она старательно подыгрывала Ною, ослепленному любовью.
Лиззи сделала немало попыток вразумить Ноя, однако с тем же успехом можно было пытаться своротить с дороги каменную глыбу. На любой аргумент сестры у Ноя находилось возражение, и в конце концов Лиззи перестала пытаться достучаться до него.
- У Ноя могут быть дела в городе, - ответила Лиззи отцу. – Возможно, он вернется позже, чем собирался.
Старик ласково похлопал дочь по руке и снова задремал – на этот раз достаточно крепко, чтобы Лиззи улучила момент и вернулась к домашним делам.
Файл-младший возился в комнате с игрушками, маленькая Бетти после утреннего кормления спала в своей кроватке. Лиззи обозрела гостиную и прикинула, что работы по дому ей хватит как раз до прихода Файла. Рядом с креслом ее ожидала корзинка одежды, которую следовало зашить. В корыте мокло белье. На леднике дожидались своего часа свежие стейки. Лиззи сменила воду, насыпала побольше порошка, чтобы пятна травы на штанишках Файла-младшего поблекли, и присела в кресло с шитьем.
В прихожей скрипнула дверь – Ной возвращался после ночи, проведенной в пансионе. В который раз он прокрадывался в собственный дом, словно вор, и Лиззи, чтобы не сконфузить брата и не вызвать его гнев, старательно делала вид, что не слышит его неуклюжих шагов по скрипучей лестнице.
Время шло к полудню. Земля все больше и больше раскалялась от солнечных лучей. Лиззи отнесла отцу воды и удостоверилась, что он не мучается от жары, надежно упрятанный в тени дерева.
- Скорее бы пошел дождь! – сказал старый Па, осушив кружку с живительной влагой. – Помнишь того парня… как там его звали?.. сейчас он бы очень нам пригодился!
Старбак, подумала Лиззи. Его звали Старбак. И другие имена, менее звучные, тоже принадлежали ему. Дождь шел за ним по пятам, будто не в силах расстаться с этим крепким парнем и удержаться от того, чтобы не ласкать его тугие плечи языками своих струй.
Когда-то Лиззи тоже готова была устремится за ним, но не смогла оставить дом, братьев, отца, Файла…
Этот человек, мошенник и проходимец, смог сделать то, что не было под силу даже самому могущественному волшебнику. Он не только вернул жизнь посевам и не дал коровам погибнуть от жажды, но и возвратил мир в дом семейства Карри. Он исполнил желание Лиззи, которым она грезила еще со школы – наконец она стала хозяйкой дома и смогла сделать счастливым достойного мужчину.
Иногда Лиззи смотрела в небо, по которому ползли редкие облака, похожие на сухие комки ваты, и думала о дожде. Она призывала дождь всем своим нутром, изнывая от жары. Но всех ее талантов заботливой хозяйки, жены и матери не хватало на то, чтобы землю оросили прохладные капли, полные свежести, несущие жизнь всему вокруг.
А порой Лиззи думала самым краешком скромного ума – черт с ним, с дождем, только бы еще разок увидеть Старбака, расспросить его о жизни, рассказать о своих успехах и, возможно, получить от него короткий, как вспышка молнии, но такой же прожигающий до костей дружеский поцелуй…
Конечно, Лиззи не знала, да и не могла узнать, что человек, известный как Билл Старбак, был убит два года назад на границе штата разъяренными фермерами, чьи посевы были уничтожены безжалостным солнцем. Природа, видимо, приняла тело Старбака как жертвоприношение, потому что после его гибели в тех краях ливни не прекращались почти месяц, размывая землю, заставляя тонкие речушки разливаться, затапливая фермы, губя растения и скот.
- Нам нужен дождь, - задумчиво повторила Лиззи вслед за отцом и мечтательно улыбнулась.